– Тебе звонят… Нужно ответить… Это что-то важное…

Она повернула голову и посмотрела вверх. Закрыв глаза, Павел прислонился к стене и бездумно водил ладонями по ее животу и бедрам. Вика подалась вперед, и он резко поднял веки. В зеленом взгляде клубился тяжелый дурманящий туман. Вика подняла руку и ласково коснулась его впалой колючей щеки:

– Ответь на звонок. Кажется, что-то случилось.

Павел обдал ее тяжелым горячим взглядом:

– Не могу не слушаться вас… Виктория Сергеевна…

Он наклонился и легонько поцеловал ее в губы. Подался назад и вышел из ее тела. Вика приоткрыла губы и тихонько вздохнула, удивленная непривычным ощущением. Легкая боль от нового растяжения. Поток горячей влаги. И убивающая пустота. До этого все было правильно. А сейчас – нет. Место Павла рядом с ней, внутри нее.

Телефон не умолкал. Вика взяла Павла за руку и потянула за собой. Первый шаг отозвался болью между ног. О, Господи… Вика с трудом передвигалась. Наверное, Павел что-то заметил. Он в который уже раз обвил рукой ее талию и легонько приподнял над полом. Вика удивленно вскинула голову:

– Что ты делаешь?

Он промолчал. Поискал глазами телефон. Тот вибрировал, перемещаясь на полу. За сеткой трещин виднелась искаженная надпись. «Иван». Слава Богу, хоть не женщина. Ах да, она же уже ответила. На том конце точно был мужчина. Вика совсем не обрадовалась приступу ревности. Павел осторожно усадил ее на стул, а сам поднял телефон.

Он поднес телефон к уху. Вика не могла отвести взгляд, перестать смотреть на него. Павел оставался обнаженным, ни капли этого не стесняясь. Красивый. Идеальный. Весь состоящий из мышц и сухожилий. Смуглая кожа блестела от пота. Черные татуировки выглядели еще ярче. Каждая из них делала Павла… Вика закусила губу. Эти татуировки делали его ее собственностью. Принадлежащим ей. Он сам, добровольно, нанес их на свое тело. Как будто согласился принадлежать ей. Успокоившееся было сердце вновь забилось быстрее, когда Вика рассмотрела следы своих ногтей. Там, где она впивалась в него пальцами, остались алые лунки. А когда Павел на мгновение повернулся к ней спиной, лениво подбирая с пола брюки, Вика не смогла сдержать новую волну дрожи. Его спина была исполосована. Глубокие царапины, как от звериных когтей, покраснели и воспалились. Кое-где даже выступила кровь, которая уже застыла, превратившись в бордовую корочку. На какую-то секунду Вике стало стыдно, что она добавила ему ран. Но чувство стыда быстро исчезло, замененное ненормальным триумфом. Было очевидно, как он получил эти царапины. И она лишь надеялась, что женщина, перед которой он решит раздеться и повторить то, что сейчас случилось между ними, окажется достаточно гордой, чтобы спать с мужчиной… который недавно был с другой.

– …Что случилось?.. Какой еще к чертям труп?.. Ты издеваешься?!

Вику вдруг прошиб озноб. Господи… Что произошло? Она попыталась начать одеваться. Но одежда была в полном беспорядке. Блузка и колготки порваны. Бюстгальтер, трусики и юбка вообще непонятно где.

Павел метался по кухне, бросая на нее мрачные взгляды и пристально следя за каждым движением. Теперь он просто молча слушал. Вика бросилась в спальню и вытащила из шкафа короткий халатик. Затянув пояс так туго, что едва не задохнулась, вернулась к Павлу.

– Хорошо. Скоро приеду… Не знаю я, как быстро! Как смогу. Все.

Он выключил телефон и повернулся к ней. Брови хмуро сдвинуты, ноздри гневно раздуваются. Вика старалась смотреть ему в глаза, но не могла удержаться от искушения… Взгляд все время перемещался на его татуировки, на темные волоски на груди и животе, на четкий пресс, на член, который теперь хотелось ощутить во рту. Павел отрывисто выплюнул:

– Мне нужно уехать. Срочно.

Вика кивнула, стягивая полы халата на груди:

– Я поняла…

Он вдруг размахнулся и всадил кулак в стену. Вика вздрогнула. Раздался неприятный звук хруста. А на обоях остались бледные-розовые следы крови.

Он отдернул руку, резким движением натянул брюки и поморщился. Дрожащими руками Вика подала ему свитер. Это глупо, но она хотела сохранить его рубашку себе. Частичку Павла. Пахнущую его запахом. Прикасавшуюся к его коже. Она уже знала: больше подобное не повторится. Это ошибка. Ее ужасная ошибка. За которую она будет себя ненавидеть. Но Вика понимала, что едва он уйдет, она будет рыдать и кричать в голос, что все закончилось вот так. Слишком быстро.

Павел стремительно одевался. Он по-прежнему молчал. Только на щеках ходили желваки, и кадык дергался, как будто он хотел что-то сказать. Или сглатывал образовавшуюся в горле горечь. Такую же, какая была сейчас во рту у Вики.

Он забрал с тумбочки ключи от машины и открыл входную дверь. Вика мялась за его спиной, чувствуя себя брошенной и ненужной. Павел остановился на пороге.

– Если поцелую тебя сейчас, не смогу уйти. А мне нужно.

Так и не обернувшись, он вышел. Быстро сбежал по лестнице и скрылся на следующем переходе.

Вика закрыла дверь. Прижалась к ней спиной. И почему-то зарыдала. Слезы катились из глаз, громкие всхлипы рвались из горла, и она никак не могла их остановить. Сползла по двери вниз, на пол и уткнулась в колени. Почему кажется, что он ушел навсегда? Почему ей это так важно? Он никто ей. Никто! Почему она не плакала так по Роме? Почему? Почему? Почему?! Вика пыталась напомнить себе, что замужем. Что прожила десять лет с человеком, который использовал ее, наплевал на ее чувства и растоптал. Пыталась напомнить себе, что так и не смогла забеременеть. Что осталась одна. И что только что изменила мужу. Но перед глазами была лишь широкая прямая спина Павла. И упрямое мерзкое предчувствие, что больше не будет ничего. Он никто ей. Никто! Но шипы с его татуировки проросли в ее сердце. Они ранили, рвали его на части, впивались глубже и глубже, вычерчивая на ее коже кровавую татуировку: «Он не придет. Это конец».

Российская Империя. Времена правления Екатерины Великой

Меланья проснулась от легкой, но приятной боли во всем теле. Что-то было не так, но она не хотела понимать, что именно. Не хотела открывать глаза и идти навстречу новому дню, где будет ненавистный муж и поместье, ставшее темницей. По шее прошлось теплое дыхание, и Меланья резко распахнула глаза. Рассвет только пробирался в спальню. Свечи догорели и оплавились. Воздух остыл, но Меланья не чувствовала холода. Наоборот, ей было тепло. По телу разлилась сладкая истома. Согрела. О, нет… Она ошибалась. Ее согревало горячее дыхание. Дыхание Константина. Он спал, обнимая ее за талию, прижимая к себе и закинув ногу ей на бедра. Его голова покоилась в изгибе ее плеча, и подбородком Меланья чувствовала его коротко стриженные волосы. Всю ночь он провел у нее… Меланью бросило в жар от воспоминания обо всем, что он делал. И что делала она… Наверняка, это жуткий грех. То, что несло в себе столько удовольствия, не могло быть ничем иным. Но Меланья не жалела ни об одной секунде.